1.5 Мафия в истории. Ее обычаи и традиции.
После войны, которая оказалась крайне не выгодна для моего кошелька, я занялся бизнесом в одном из округов. Я довольно неплохо знал людей этих районов страны до войны, часто оказывался среди них, а потому был знаком с их обычаями, предрассудками и т.п. Когда я занялся бизнесом, для собственного спокойствия и безопасности, я всегда представлялся одним из них, что позволило мне избежать множества личных и деловых конфликтов. Поначалу это не доставляло никаких неудобств, так как никто ни от кого не требовал какой-либо определенной позиции и радикальных суждений, пока страна находилась под контролем национальной армии. Но постепенно становилось все хуже и хуже вплоть до того, что для сохранения собственного бизнеса мне приходилось открыто высказываться в самых жестких выражениях о, якобы, моих крайних убеждениях, соответствующих местным настроениям. Я был уверен, что это все же не выльется в активную оппозицию государственной власти, и предпочел смириться с таким положением дел, чтобы не потерять, уехав отсюда, то немногое, что я имел — ведь продать мой бизнес за более-менее адекватную цену здесь было просто невозможно. Так, оставшись здесь, я и узнал то, о чем собираюсь рассказать.
Летом следующего года утром ко мне зашел сосед. Он рассказал, что сегодня вечером в доме в трех милях от нашего города состоится важное собрание. По его словам, любому из нас, кто уважает нашу идею, это будет интересно, и он хотел, чтобы я присоединился. Я, конечно, был наслышан о множестве различных организаций в этих местах, и по тому, как об этом говорил мой сосед, я догадался, что речь идет об одной из них. Я также понимал, что не стоит подвергать сомнению статус «уважающего нашу идею» и таким образом пошел с ним.
Не доходя полмили от дома, который он мне назвал, мой сопровождающий направил свою лошадь вьючной тропой, ведущей в дикую, холмистую местность. Я последовал за ним, конечно. Так мы шли милю, вдалеке от всякого людского жилища. Внезапно, мой спутник притормозил лошадь и стал идти очень осторожно, предупредив о том, что не надо шуметь. Спустя несколько минут я отчетливо услышал щелчок затвора. Было слишком темно, чтобы увидеть что-то. У моего спутника была винтовка и, мгновенно остановив лошадь, он взвел незаряженную винтовку и спустил курок. Естественно, я был несколько встревожен и удивлен, мой спутник слез с лошади, вручил мне узды и, прошептав, что я должен оставаться на месте медленно пошел к месту, откуда я услышал щелчок затвора. Спустя какое-то мгновенье он так же медленно вернулся, и мы поехали дальше, так же тихо и осторожно, как и прежде. Когда мы проезжали мимо места, где, как я полагал, стоял часовой — оказалось, что там никого нет. Что бы там не было, оно исчезло.
Когда я повернулся, чтобы сказать пару слов моему сопровождающему, я обнаружил, что вместо него на лошади другой человек, чье лицо было частично обвязано платком, закрывавшем нос и рот. Было слишком темно в этих лесах, но я напряг свои глаза и свою память и понял, что не видел этого человека раньше. Мы проехали еще милю и за это время подобное повторилось дважды. И каждый раз, у нового сопровождающего нижняя часть лица была закрыта носовым платком.
Я был очень напряжен. Я стал подозревать и более чем наполовину был уверен в том, что меня судили, и я был приговорен заранее, и теперь меня вели, чтобы убить. Ничего нельзя уже было сделать, и если бы я попробовал убежать — неизвестно, как скоро я наткнулся бы на дюжину врагов.
Наконец, мой сопровождающий остановился в густой чаще и тихо сказал, чтобы я слез с лошади и привязал ее. Сопровождающий сделал то же самое. Потом он еще раз взвел винтовку и ему ответили по меньшей мере два десятка винтовок в руках у людей, которые окружили нас, но были скрыты тьмой. Они взводили и спускали затвор, как это делал первый сопровождающий. Было тихо, как на кладбище, но я стал слышать топот лошадей, которых, судя по звукам, привязывали к деревьям — и можно было заключить, что вся эта компания приехала сюда верхом. Они начали окружать нас, двигаясь так тихо и медленно. Насколько это было возможно. Лицо каждого было обвязано платком или чем-то подобным. Мой последний сопровождающий сказал что-то двум смутно видневшимся фигурам, но так тихо, что я не смог услышать. Тогда один из них сделал шаг вперед, остальные образовали круг, в центре которого мы находились. Это был лидер группировки, и так начался обряд моего посвящения. Говорил только он, говорил определенной формулой, конечно, по памяти, так как вряд ли в такой темноте он смог бы что-нибудь прочесть. Дальнейшие слова я запомнил не столько со своего посвящения, сколько с посвящения других.
ЛИДЕР: Когда благородные люди подавлены подпевалами тирана, они подчиняются послушно и подобострастно?
Посвящаемый: Нет.
ЛИДЕР: Когда благородное дело затухло, когда его знамена втаптывают в пыль трусливые орды угнетателей, должны ли сочувствующие сложить руки?
Посвящаемый: Нет.
ЛИДЕР: Когда дома благородных людей разрушены огнем и грабежом, когда их женщины подвергнуты зверствам солдатни, должны ли эти люди воздать разрушителям то же самое?
Посвящаемый: Да.
ЛИДЕР: Когда храбрые люди растаптываются в пыль тиранами, что послужит им защитой?
[Все вокруг отвечают на это взводом затворов и спуском курков, что лидер поясняет следующим:]
ЛИДЕР: Тишина, Темнота и Свинец! Ты согласен?
Посвящаемый: Да!
О какой организации идет речь?