А этик-то почему? Ну, болшинство ее максим-афоризмов - на мой взгляд, подчеркнуто белоэтические. А от ИЛЭ в ней чего-то явного не вижу - при всем при том, не было в ней желания рассуждать о мировых проблемах, наподобие Ксюши Собчак. Ее больше внутренний мир людей интересовал, и совсем не черноэтически. Ни на ЭИЭ, ни на ИЛЭ не похоже...
И вот еще о чем...
Немо писал(а):Но - это всё же не даёт нам права говорить о всех Максах плохо.
Право, на Вас не угодишь. Могу к списку еще Ирину Яровую добавить, депутата Госдумы.
Но, может быть, дело тут просто в том, что верхов и известности достигают максы не с самыми приятными сочетаниями свойств характера в своих подтипах?
Ну, вот тогда вам еще другой Макс, мой старший двоюродный брат (ныне покойный), который после смерти отца мне его по факту заменил (как до того и мои родители тоже возились с ним-пацаном безотцовщиной, как с родным сыном). Он меня явно любил, а я его тоже сильно любил. Говорил он медленно, с расстановочкой и негромко, слегка слащаво - с этакими очень характерными нынешними путинскими интонациями. В рассказах и рассуждениях он был довольно вязок и обстоятелен. Любил рассказывать мне, например, как правильно высаживать в рядки саженцы на делянках (он был главным лесничим). Или чем отличаются разные сорта елок друг от друга. В детстве сделал мне деревянный автомат-"шмайссер", черный и в точности как настоящий, с деревянной трещоткой внутри, со спусковым механизмом (вспоминая брата, всегда вспоминаю и песню "черный пистолет" Высоцкого). Любил воспитывать и дрессировать собак - здесь сильно проявлялась его максовая сущность. Мне, подростку, достался от него в забаву отлично и строго выдрессированный им пес - я его, однако, потом развратил слабостью своего надзора (он у меня однажды на дороге коровью лепешку попробовал, и с тех пор пристрастился к коровьему говну). У пса к тому же была одна детская психологическая травма, за которую тоже была ответственна максовость моего брата - тот его щенком учил плавать в речке, и сделал это по-бетански, выкинув под пузо из лодки на середине реки. С тех пор уже взрослый пес выносил почти все - его как угодно можно было трепать по ушам и холке, но стоило прикоснуться к пузу, как он сразу напрягался и рычал, а то и хватал яростно за руку, а потом, извиняясь, скулил. Еще мой брат-макс, пожалуй, слишком много выпивал. Но я не помню от него ни ругани, ни агрессии. Никогда - ни ко мне, ни к другим. Порассуждать об интригах на работе он любил, это да. Пораспоряжаться рабочими - любил. Слушая его, я понимал, что у него на работе есть враги, которые его вечно подсиживают. И еще помню, как он мне несколько раз в жизни очень пытался помочь. Не по мелочи. Повторяю: он меня любил, и я его любил.
Может быть, я его любил бы не так сильно, буквально, как родного отца, если бы нынче он был в правительстве. Может быть, беда максов как раз в этом?