Жизнь “царя” изначала трагична, потому что ощущая себя цыпленком-”альфой”, он заставляет себя вести в соответствии со своими ПРЕДСТАВЛЕНИЯМИ о поведении “альфы”, иногда вопреки собственным, внутренним склонностям и потребностям. Беда заключается в том, что 1-я Воля дозволяет расположенным ниже функциям реализовываться только в “царственных”, иерархически приподнятых формах,
,Став императором, Наполеон завел себе за правило насиловать жен своих министров, причем, проделывал это с государственной думой на челе, небрежно и не отстегивая шпаги. Бог ведает, из каких тайников своей корсиканской памяти выкопал он воспоминание о праве первой ночи, да это и несущественно, существенно то, что проделывая все необходимые в таких случаях манипуляции, даже не отстегивая шпаги, он насиловал не только жен своих министров, он прежде всего насиловал собственную сексуально сильную и богатую природу. Зачем же? Насилия над 2-й Физикой от Наполеона требовала его же “царственная” 1-я Воля. То, что такое самоистязание необходимо совершать при посредстве жен министров и при шпаге - лишь индивидуальное убогое представление о формах, в которых должен свершать свой секс государственный муж высшего призвания.
Даже суперпроцессионную Третью функцию 1-я Воля заставляет кривляться и двурушничать, ставя ее действие в зависимость от общественного мнения.
Примеры Наполеона и Толстого, на первый взгляд, свидетельствуют, что в связи с явлением 1-й Воли, все сказанное требует пересмотра. Результативная 1-я Воля, кажется , отменяет процессионность Второй и Третьей функций, и вся личность “царя” по образу Первой функции делается результативной. Однако это видимость: “царь” на самом деле не отменяет, а загоняет внутрь свою процессионность.
Еще один трагический мотив жизни «царя» заключен в его волюнтаристском лозунге «Если захотеть, то все получится!» Трагизм тут заключен в самой нереалистичности лозунга, заведомом отказе от компромисса со средой, природой, миром, обществом, чужими волями и желаниями. «Если захотеть, то все получится!» – кричит 1-я Воля, писая против ветра, но брызги летят вовсе не туда, куда хочет Воля, а туда, куда дует ветер. И с этим скорбным разладом между жизненным, совершенно органичным лозунгом и средой обитания «царь» ничего поделать не может.
И еще один вывод, обусловленный специфическими отношениями между “царем” и толпой: несмотря на весь свой закоренелый индивидуализм, он - существо очень общественное, очень зависимое, пребывающее с толпой в почти мистической, ипостасной связи, в состоянии нераздельности и неслиянности. “Живу напоказ, для людей,“ - кряхтел Толстой и ...продолжал такое показушное существование.
Вместе с тем, будучи существом зависимым, “царь”, как никто, бесцеремонен в отношениях с теми, кто попал в зависимость от него, и нет в мире более последовательного и наглого насильника, чем 1-я Воля. Однако “царь” скорее диктатор, чем тиран, - не терпя прекословий, он все-таки слишком верит в свое природное право на власть, чтобы всерьез бояться конкуренции и ожесточаться в страхе перед ней.
Царь” - удивительное существо, он никогда не расслабляется. Самоконтроль его абсолютен. Словно рыцарь, закованный в доспехи своей железной воли, проходит по жизни “царь”, чуждый страстям, соблазнам, слабостям, привязанностям. Даже Четвертую функцию, которую, как говорилось, человек обычно охотно отпускает на свободу и передоверяет другим, 1-я Воля отпускает и передоверяет лишь в меру своей в том заинтересованности.
Вместе с тем, как это ни покажется странным, любя высокое, элитарное слово, 1-я Воля не брезгует низким, грубым, похабным словом. Может быть, в связи с универсальным “царским” принципом - “для нас закон не писан.” Во всяком случае то, что в речи “царя” присутствует некая лексическая раздвоенность - это точно. Известно, как виртуозно умел хамить Наполеон.