Конкурентное поведение основано на предположении, что для удовлетворения потребностей индивида в окру¬жающем мире не имеется достаточно ресурсов. Когда не хватает ресурсов для того, чтобы удовлетворить мате¬риальные, жизненно важные потребности живого суще¬ства, конкурентное поведение действительно является условием физического выживания. Когда на двадцать семей в день есть только одна буханка хлеба, ясно, что все двадцать семей обречены голодать. В случае, если член одной из семей, обладающий конкурентными навы¬ками, сумеет заполучить всю буханку для своего семей¬ства, его семья, естественно, выживет, а остальные умрут от голода. Плюсы соперничества в условиях дефицита ресурсов очевидны тому, кто победил в конкурентной борьбе. Кроме того, оно приводит к тому, что выживают сильнейшие, следовательно, вид становится более при¬способленным.
Однако, когда дефицит остается в прошлом, как, на¬пример, сейчас в Соединенных Штатах, конкурентная борьба сама порождает дефицит и голод различного рода. Феномен «припрятывания» ресурса, который, как прави¬ло, сопровождает конкуренцию, заставляет одних людей брать больше, чем им нужно, в то время как многие другие, которые могли бы воспользоваться излишками, не получают вообще ничего. Конкурентное поведение, жад¬ность и потребность создавать запасы объяснимы стра¬хом дефицита. Но в ситуации изобилия соперничество причиняет вред как другим людям, так и самому «побе¬дителю». Пример искусственного дефицита, связанного с базовой человеческой потребностью, — экономия по¬глаживаний. Чувство собственной значимости в боль¬шом дефиците, поэтому людям трудно почувствовать се¬бя умными, красивыми или здоровыми, как если бы были только одна красота, один ум и одно здоровье на всех. За «о'кейность» можно соперничать, ее можно прятать и со¬здавать ее дефицит точно так же, как создается искусст¬венный дефицит пищи или поглаживаний.
Я впервые пережил на собственном опыте отличие конкуренции от сотрудничества осенью 1969 года в горах Санта-Крус в лагере Сопротивления войне. Однажды вечером мы сели ужинать. В центр круга мы перед этим сложили и составили все продукты, заготовленные для ужина. На мой привычный к дефициту взгляд, еды было явно недостаточно, чтобы насытить всех. Я был напуган перспективой остаться голодным и был в сильном конф¬ликте с обстоятельствами. Затем порции начали переда¬вать по кругу, и каждый съедал столько, сколько хотел, после чего передавал блюдо дальше. Еда циркулировала снова и снова, и, к моему удивлению, я скоро почувство¬вал, что насытился. Но в то же время из-за того, что я был приучен к дефициту и занимал индивидуалистическую, соревновательную позицию, мне казалось, что я поел не¬достаточно. Когда мне передавали блюдо, я брал больше, чем мне было надо, и чувствовал вину за это; я представ¬лял себе, как некоторые блюда возвращаются ко мне; когда блюдо шло по кругу, я беспокоился, что оно уже ни¬когда ко мне не вернется. Одним словом, я был не спосо¬бен получать наслаждение от пищи, потому что меня мучили страх дефицита и ощущение конкуренции.
Когда настало время следующего приема пищи, я раз¬решил себе поверить, что еды хватит на всех, и испытал чистейшее ощущение удовлетворенности, потому что по¬лучил столько, сколько мне было нужно, в результате равных отношений и сотрудничества, а не потому, что я хватал самые большие куски.
Эта история показывает, как мы становимся индиви¬дуалистами и вступаем в соревнование друг с другом, по¬тому что верим, что соревнование поможет нам добиться желаемого, хотя на деле оно вредит нам.